Тень отсутствующего отца

Тень отсутствующего отца

То, что мальчику для взросления нужен отец - понятно многим. Но что, если его нет? Или он есть, но его как бы нет? В этом случае душевная рана, полученная ребенком, отбрасывает тень, буквально, на всю его жизнь. А иногда и на много поколений после. В нашей стране, в которой отцы гибли в войнах, революциях и репрессиях миллионами, а те, что оставались в живых проводили время вне дома.

Некоторые отцы оставляют длинные тени. Особенно отсутствующие отцы. Их тени остаются надолго, затрагивая три, четыре поколения. Большинство из нас получает семейное наследие, содержащее осадок от ран, нанесенных отсутствующим отцом.

Отсутствие отца выражено несколькими формами. Смерть, развод или уход из дома, алкоголизм, трудоголизм, физическое и сексуальное насилие, фундаментализм, эмоциональная недоступность, духовная косность, чрезмерное оберегание, депрессия, беспокойство... Список можно продолжать.

Причины отсутствия отца иногда очень сложны. Иногда отец уходит в работу или в иное важное занятие, оставляя детей. Другой, находясь дома, игнорирует все то, что важно для детей, тем самым оставляя их одних. Каждый отец отсутствует в какой-то степени, и тень отсутствия оставляет раны. Никто из нас не может избежать этого. Горе, которое мы терпим из-за этих потерь, отражается как на личностях, так и на культуре.

Эллис Миллер, как взрослый человек, говорит о единственном подходящем ответе на детские потери – это горе. Горе помогает залечить раны отцовского отсутствия. Это способ «поедания теней», переваривания их и затем движения вперед.

Если эти раны не залечены, они просто пережиты. Очень вероятно, что отец, не залечивший собственные раны, будет ранить своих детей. Даже те отцы, которые, помня о перенесенных страданиях, клянутся никогда не повторять такого с детьми, часто вынуждены признавать, что их поведение обижает. Таким образом отцовское отсутствие передается через поколения. То, что не оставлено позади, отложено вглубь.

Альтернатива – это когда отец сам горюет из-за своих ран. Однако наша культура немного позволяет горевать о чем-то, и особенно об отсутствии отца. Существует негласное правило - молчать об этом. Родители поощряют молчание. Пока мы дети, мы лояльны в целях выживания. Когда же мы становимся взрослыми, лояльность нам больше не нужна, так как мы уходим из родительского дома.

Отрицание горя удлиняет тень отцовского отсутствия.

Отца никогда не достаточно, и горя никогда не достаточно. Эти две черты нашей культуры создают тени, которые перекликаются между собой, заключают нас в море эмоциональной, психологической и духовной боли, полное влияние которой мы осознаем позже. Если же отец испытает горе от собственных ран и позволит детям перенести горе ран, им нанесенных, тень укоротится.

Последние десять лет я работал с мужчинами и женщинами, решившими осознать раны, полученные от отцовского отсутствия. Наше общество позволяет горевать мужчинам еще меньше, чем женщинам. Когда я начал предлагать мужчинам посетить семинар «Горюя по отцу», наиболее частым высказыванием было: «Если бы только мой отец знал, что я был здесь и говорил о таком, он был бы очень зол (ранен, опечален, переполнен, опозорен, взялся бы за ремень, потрясен, получил бы сердечный приступ, смущен)...» Список можно продолжить. Редко человек говорит, что его отец был бы счастлив за него, за то, что что он смог открыто говорить об этом с другим человеком.

Мне исполнилось тридцать семь, когда я начал говорить об отсутствии своего отца. Меня заставила сделать это боль от того, что я увидел, насколько я отсутствовал для своих дочери и сына, занятый беспокойством о работе и семейных финансах.

Я прятал боль за идеализированной картиной отца. Он был сильным молчаливым фермером, который храбро встречал бурю, заботясь о скоте. Но позади этой картины был отец, который был слишком занят и обеспокоен своими коровами, чтоб заметить, что его сын нуждался в заботе и признании.

Идеализация – один из способов отрицания горя. Два других обычных способа – презрение и безразличие. Когда мы прорываемся через наше отрицание к горю, что-то наконец меняется. В этом смысле, горе отличается от жалости к самому себе, которая не приводит к движению.

Отсутствие отца может быть унижающим и позорящим. Когда мы маленькие, емкость с позором наполняется и переполняется очень легко, оставляя нас с чувством неполностенности. Одна из причин того, что тень отсутствующего отца остается такой большой и вторгается глубоко в наши жизни, - это то, что мы формируем мнения о себе в условиях его отсутствия, пытаясь компенсировать это. Если отец не позаботится о своей тени, мы сделаем это за него, пока наша собственная тень только начинает формироваться. Наши личности формируются вокруг этой сложной тени, много негативных привычек и убеждений о себе укореняются там.

Хорошие новости – мы можем бороться с этими негативными убеждениями, искореняя их. Переживание горя – один из наиболее эффективных способов поддержать это искоренение. Пока наше горе не пережито, мы оставляем наших отцов в себе. Мы живем согласно пакту, заключенному подсознательно с ним, и мы пытаемся завершить его неоконченные дела, часто не зная этого. Когда мы открыты для этого горя, чувствуем его и выражаем, мы открываем путь для заживления и большей оживленности. Что-то глубокое происходит, когда мы разделяем этот процесс с другими. Мы выходим из изоляции, чувствуем нашу уязвимость и силу. Парадоксально, когда мы отделяемся от отцов, мы начинаем принимать и ценить его за то, кто он есть, принимать любой подарок, который он нам предлагает.

Пока правда то, что каждый отец ранит своих детей, правда и то, что каждый дает им подарок. Так как переживание горя – это способ заживления, чтобы продолжить движение вперед. Мы получаем подарок отца, помогающий покинуть его дом.

В прессе мы читали, что тринадцатилетний мальчик из Джонсборо, Арканзас, потерял отца в Миннесоте. Его отсутствие повлияло на поведение этого мальчика. Я говорю это не для того, чтобы обвинить отца этого мальчика, но чтоб обратить внимание на санкционированную обществом эпидемию отцовского отсутствия. Мы все вовлечены в то, что случилось в Арканзасе по множеству причин. В нас всех живут тринадцатилетние, способные нажать на курок, целясь в тех, кто отверг нас. Побои, которые Гитлер перенес от своего отца, отразились на тени, накрывшей миллионы. Однажды на терапии меня увидел человек, чей дед покинул семью отца когда тот был мальчиком, и его отец никогда не говорил о своей отверженности отцом, дедом моего клиента. Клиент, который был женат, и ожидалось рождение первого ребенка, влюбился в другую женщину и желал завести роман, повторив этим поведение деда. Оказалось, что отец жены тоже отсутствовал. Он оставил семью, когда она была маленькой девочкой. Образец отцовского отсутствия повторялся для обоих этих людей, с последствиями для них и, конечно, для их ребенка. Хотя отец этого мужчины не покидал его, он отказывался разбираться с раной отца, игнорировавшего его. И эта тень отвержения передавалась следующему поколению.

Однажды я слышал фразу: «Если у отца хромота, и он отказывается отхромать ее, его сын сделает это за него». Другой хорошо известный принцип семейной терапии говорит: «то, что не пройдено, то отложено».

Человек, терпевший физическое насилие от отца, пришел ко мне на прием. Его отец был жесток и физически, и морально, а его дед убил свою жену. Этот человек годами испытывал боль от ран, нанесенных его предками. В один момент он пригласил отца присоединиться к нему во время наших встреч. Он рассказал искренне отцу о своей боли, и реакция была удивляющей. Поначалу защищаясь, он позже начал рассказывать о своей собственной боли. Он говорил об опыте со своим отцом, о том, как он должен был быть осторожен, переворачивая страницы в книге, если отец был в комнате, потому что шум приведет его в ярость. Пока он рассказывал свою историю, слезы текли по его лицу, и он повернулся к сыну, моему клиенту, чтобы извиниться. Это помогло восстановиться им обоим, и теперь их отношения очень отличны от тех, что были ранее.

Работая с многими мужчинами и женщинами, я понял, что идеализация – обычный способ отрицания горя. Два других – это презрение и безразличие. Большинство из нас использует все три методы избегания горя, с предпочтением одного из них. Я однажды видел мужчину с таким презрением к отцу, что он мог выражать только ярость, говоря о нем. После того, как он стал свидетелем горя других, он почувствовал разрешение горевать самому, его презрение разбилось, и печаль по отцу вылилась наружу. Это было очень целительно для него. Он переборол часть тени в тот день.

Даже сейчас, пока я пишу, я чувствую сопротивление, останавливающее меня. Что-то во мне говорит: «Не рассказывай об этом». Я чувствую осуждающий взгляд моего отца. Внутри я слышу голос: «Это не достаточно хорошо. Это не очень убедительно или оригинально. Почему не прекратишь эту ерунду?». Я стою в тени отсутствия моего отца. Когда я предлагал ему помощь на ранчо, он часто молчал или отказывался признавать мои усилия. При его молчании я привык верить, что я был просто недостаточно хорош. Я пронес это убеждение через всю свою жизнь, и я проецирую его, когда чувствую потребность в оценке.

Переживание горя редко происходит в одиночку. Чтобы горевать, нам нужно общество вокруг нас. С другой стороны, когда мы вместе с кем-то и начинаем горевать, появляется чувство общности. Это – один из наиболее эффективных катализаторов, помогающих заживить отцовское отсутствие. Одно из сообщений от отсутствующих отцов, что мы не заслуживаем поддержки. Жизнь в обществе, которое включает и поддерживает способность горевать – противоядие этому ранящему сообщению.

Источник: http://www.for-real-man.info/content.php?id=563