Артем Соловейчик - отец пятерых детей

Артем Соловейчик - отец пятерых детей

Почему педагогические книги скучно бывает читать? Не потому даже, что ученые педагоги пишут их суховатым академическим языком. Они склонны давать нам свои выводы, рецепты воспитания. А самое интересное, как они пришли к своим выводам, какие у них возникали сомнения, в чем ошибались и как поправляли себя - все это остается обычно за пределами книг. Но воспитание - ведь это искусство, в нем не все подвластно логике. Напротив, тут то и дело сталкиваешься с парадоксами. С определенным ребенком у определенных родителей в определенных обстоятельствах педагогический рецепт действует, а с другим ребенком у других родителей в других обстоятельствах он оказывается бездейственным, а то и вредным. Воспитанию противопоказаны догмы, но чтобы и это понять, приходится помучиться. Дети задают нам самые трудные загадки.

В 70-е - 80-е годы популярным у нас автором педагогических книг и статей стал Симон Соловейчик. В этих статьях и книгах "Воспитание без воспитания", "Учение с увлечением", "Педагогика для всех", "Балованные дети" и других он не вставал перед читателем в позицию человека, которому все известно, а с полным доверием звал нас к соразмышлению о тайнах детской души, о своих наблюдениях, сомнениях, о наших заблуждениях и стереотипах. Он писал живые, острые, спорные статьи и книги, в которых, по его же словам, нуждался сам, шел по целине, а не проторенным путем.

Педагогику с иронией называют наукой о воспитании чужих детей. Может быть, потому особенно интересно узнавать, как сами педагоги следовали своим идеям и взглядам в отношениях со своими детьми и что из этого получалось. О том, как воспитывались дети в семье Симона Соловейчика, я попросила рассказать его сына Артема. Он сейчас - главный редактор Объединения педагогических изданий "Первое сентября", в которое входят газета "Первое сентября", основанная его отцом для учителей и родителей, и более двух десятков предметных методических приложений. Тираж их растет и составляет сейчас около 250 тысяч экземпляров.

Артема я знаю с детства. С Симоном Львовичем, а в дни нашей молодости просто Симой, мы были коллегами по "Комсомольской правде", куда пришли почти одновременно: он - в отдел школ, а я - собкором газеты по Ленинграду. Были мы потом с ним соседями в Останкине, когда я переехала в Москву. Дети наши учились в одной школе, а моя дочь с Артемом и в одном классе. И книги Симы Соловейчика с теплыми надписями живут у меня на полках с тех давних пор, когда начали выходить в свет.

ЧЕЛОВЕК СТРЕМЛЕНИЙ
Эти высокие слова Яна Амоса Коменского без преувеличения приложимы к Симону Львовичу вплоть до последних дней его жизни. Он был человеком светлым, приязненно расположенным к людям и на редкость свободным, не зависимым в своих суждениях и поступках. Помню, в конце 60-х уговорил редакцию послать его в длительную командировку на Алтай, не связанную ни с каким заданием. Именно оттуда он прислал свой громкий очерк о француженке-пианистке Лотар-Шевченко, вышедшей из ГУЛАГа. Его публикации помогли ей тогда вернуться на большую сцену. Взявшись однажды за очерк о двухсотлетней учительской династии Раменских, он на несколько лет засел в библиотеки и, углубившись в историю российского просвещения, написал "Час ученичества", книгу, в которой создал портреты выдающихся его деятелей, выкристаллизовав их главные мысли об учении и воспитании. И этот же метод кристаллизации, выделения самого существенного и самобытного помог ему представить такими значительными фигуры учителей-новаторов, начиная с Сухомлинского, Амонашвили, Шаталова...

Он мечтал о романтической и радостной детской организации и стоял у истоков самостоятельной подростковой страницы "Алый парус", которой оказалась уготована долгая жизнь в "Комсомолке". Он проповедовал принципы воспитания, которые назвал педагогикой сотрудничества, противопоставляя их советской авторитарной педагогике. А когда понял, что пора садиться за книги, ушел из редакции в "никуда" и, конечно, бедствовал, потому что книги, в которых он ломал педагогические трафареты, проходили в печать долго и трудно.

И, наконец, самым захватывающим его делом стала своя газета "Первое сентября". Она обращается к читателю с любовью и верой в него. Сам ее постоянный эпиграф проникнут этими чувствами: "Вы блестящий учитель, у вас прекрасные ученики". Пока еще не так? Ну так верьте: так будет, все зависит от вас, а мы вам поможем...

Газета начала выходить в 92-м, во время крутого общественного разлома. Растерянность, разочарование, вседозволенность. И наперекор процветшему цинизму она заговорила о духовных началах жизни человека. О политике - только одна страница. И то - лишь о политике в образовании. Вскоре газета стала обрастать приложениями по истории, литературе, математике и другим предметам, что сразу увеличило ее популярность, поскольку здесь начали выступать самые талантливые специалисты. Артема отец и привлек вначале к издательской работе, раскручиванию приложений. А когда отца не стало, Артем естественно и прочно занял его место. И как человек, творческий одаренный, органично вошел в дело. Газета, конечно, меняется, развивается, но не изменяет заложенным в ее основу принципам и тону.

- Артем, строя отношения с собственными детьми, обращаетесь ли вы к опыту своего детства, своих родителей?

- Безусловно.

- Тогда вернемся к детству. Я вспоминаю, как у вас в доме ставили оперу Прокофьева "Петя и Волк". Кто музицировал, кто готовил декорации. Всем нашлись роли. Я была, по-моему, уткой... Никто не смущался. Взрослые и дети вместе веселились от души. А какие в вашем доме существовали табу? Вы их помните?

- При полной нашей, казалось бы, свободе существовала родительская цензура. Но все запреты для нас с сестрой как бы само собой разумелись... Папа не терпел, например, голословных нападок на кого бы то ни было. И у нас в доме никогда не обсуждали знакомых. А уж если родители спорили друг с другом, то по каким-то своим творческим, отвлеченным от быта вопросам. Жили мы очень скромно, но я не слышал денежных упреков или сетований. Не могу сказать, что отец тратил на нас много времени, но общаться с ним было легко. Как бы он ни был занят, никогда у него не срывалось: не мешай. Позже я прочел у него, что педагогический талант состоит в умении почувствовать в ребенке равного себе душой, общаться открыто, без взрослого превосходства.

Я твердо усвоил у отца две его главные педагогические заповеди. Первая - никогда не обижайте детей! Можно ругать, сердиться, но не обижать. Вторая - никогда не обижайтесь на детей! Надо помнить, что ребенок чаще всего дерзит, сам того не желая. Его можно отвлечь, переключить на другое, если не поддаваться собственному раздражению. Отец писал, что с детьми нельзя вести счеты. Кто их завел, тот просчитается. Дети даны нам для нашего бескорыстия.

- Артем, а когда вы спокойны за детей?

- Если мне интересно общаться с моими детьми, если есть взаимопонимание, то мне достаточно видеть их реакцию на те события, которые обсуждаются в доме, чтоб знать, что с ними все в порядке. Так было и у нас с родителями.

- А школьные отметки?

- Отец говорил: учи уроки, а отметки, какие будут. Сам он окончил школу с золотой медалью, МГУ - с красным дипломом, но мы узнали об этом, когда выросли. Отец был всесторонне образованным человеком и цепко схватывал суть вещей. Но я редко обращался к нему за помощью, хотя учился неровно. Сам же он никогда ее не навязывал, предоставляя нам самим решать свои проблемы. Когда я после седьмого класса неожиданно для родителей решил перейти из хорошей английской школы в математическую, не обнаружив для того особого пристрастия к математике, отец удивился, но препятствовать не стал. Это была моя жизнь и мое право.

Лет с одиннадцати я начал страстно увлекаться парусным спортом. Летом все время готов был проводить в яхт-клубе, и родители нашли выход. Стали снимать рядом с ним дачку, поселяя нас там с моей бакинской бабушкой, человеком неиссякаемой доброты. Год окончания школы был для меня ударным и в спорте. В 17 лет я стал уже классным гонщиком. Меня готовили к первенству страны среди взрослых. И я совсем перестал учиться. Ветер, парус, вода - я целиком был там. Выпускные экзамены сдал кое-как. И тут отец впервые вмешался в мою жизнь, поехал к моему тренеру и задал ему, кажется, единственный вопрос: готов ли он отвечать за мою судьбу?

- Но вы ведь, насколько знаю, не собирались стать профессиональным спортсменом, хотя и теперь участвуете в соревнованиях и даже недавно выиграли неформальное московское первенство среди сильных одиночников. А тогда обиделись на отца?

- Умом понимал, что он прав, потому и не сопротивлялся. Отец повез меня в Ленинград к своему герою, известному словеснику. Я тогда впервые понял, как надо писать сочинения. С утра садился за учебники, но... не мог заниматься. Разучился. Мне попался роман Стоуна "Жажда жизни", и я буквально зачитался им. Это была первая серьезная книга, которую я прочел не по необходимости.

- У вас же в доме была великолепная библиотека. Отец ваш как-то говорил, что ребенка надо окружить книгами, но нельзя заставить его читать. Если в доме любят книгу, потребность в ней проснется и у него в свое время.

- Я и запомнил книги по их корешкам. Позже мне это очень пригодилось. Я уже знал, что надо прочесть.

- Ваш математический класс весь подался в "физики", а вы, по-моему, единственный в нем "лирик", сразу пошли в армию?

- Я провалил на психологическом факультете МГУ вступительный экзамен: наделал в сочинении ошибок. А в армию меня взяли следующей весной. Знакомые предложили меня устроить в НИИ, дававший отсрочку, чтоб через год поступать в вуз еще раз, но я отказался. Вот тут-то запоем начал читать хорошие книги, наверстывая то, что упустил раньше.

- А что говорили дома?

- Никаких причитаний, нравоучений я не услышал. Никакой драмы из происшедшего никто не сделал. И это было для меня лучшей поддержкой.

ДЕЛАЙ СЕБЯ САМ
- Вы сами выбрали флот?

- Нет, это же три, а не два года. Единственный выбор, который я сделал в армии - не пошел в спортивную роту, хотя занимался бы любимым спортом. Это было против житейской логики. Но я решил готовиться в университет и избегать других соблазнов. И, наверное, был прав. Но по началу казалось, что судьба совсем отвернулась от меня. Я думал о Балтике, попал на Северный флот, хотел сразу на корабль - попал в учебку, хотел учиться на электрика - определили в кочегары. И тут я получил свой первый "красный диплом" - наконец, начал учиться всерьез.

- От "дедов" натерпелись?

- На флоте не деды, а годки. У котлов нас было трое: два годка и я. Убедившись, что я работаю грамотно, старательно и за них тоже, они оставили меня в покое. Я их сразу потряс вопросом: где здесь берут книги? Они долго хохотали надо мной и решили, что я чокнутый. Через полгода они демобилизовались. От ностальгии по дому я и на флоте много читал. Книги брал и на берегу, и на корабле, и у замполита. Интеллигентный встретился офицер. Давал мне ключ от своей каюты, чтоб я мог заниматься. Я поступил на подготовительные курсы в МГУ, посылал туда свои контрольные. А когда после флота сдавал экзамены, думаю, что морская форма мне помогала.

- Считается, что человек учится на своих ошибках. У вас было так?

- Я думаю, что человек учится на своих успехах, а не на ошибках. Успех - это радость, прилив сил, веры в себя. Особенно ребенку надо создавать ситуации, в которых он ощутит свой успех. Не поблажками, конечно. Для меня мой отличный кочегарский диплом был первым обнадеживающим успехом после неудач. Важна ведь даже не величина успеха.

- Вы стали психологом, окончили аспирантуру. А как вы очутились в Америке?

- Случайно прочел в газете заметку о проекте плавания Мира на шхуне из Нью-Йорка в Ленинград и обратно с экипажем из американцев и русских. Я загорелся этой идеей и попал в плавание, правда, лишь на одну его половину. Оказался там едва ли не самым опытным "морским волком". За 6 недель океан нас изрядно потрепал. Настиг шторм. Занесло в Рейкьявик. Мы в этих испытаниях сдружились, как одна семья. К тому же я прилично знал английский. И американцы предложили мне съездить к одному из светил психологии профессору Стормбергу в Йельский университет. С 17 долларами в кармане я остался в Америке, невзирая ни на уговоры, ни на угрозы. Шел 88-й год, время уже не было таким суровым, как прежде. Я решил, что это мой шанс узнать другую жизнь и задержался там на три месяца. Профессор, услыхав, что я прибыл к нему на паруснике, принял меня с распростертыми объятиями. Но нужны были деньги на билет домой. Новые друзья и нашли мне заработок.

В Америке очень популярен жанр устного рассказа. У нас блистательным рассказчиком был когда-то Ираклий Андроников, но сам жанр так и не развился. А в Америке даже проводятся фестивали рассказчиков. По протекции друзей меня взяла в свою программу одна известная рассказчица. И я купил не только билет домой, но и компьютер, подарки семье. А спустя недолгое время получил из Америки приглашение выступать с самостоятельной программой. И я с моим менеджером, весьма энергичной и состоятельной дамой, объездил за три года почти все штаты. Она сказала, что доведет мой гонорар до тысячи долларов за выступление. И когда этот рубеж однажды был достигнут, мы расстались. У нее появились другие интересы, а меня пригласили преподавать искусство устного рассказа в колледж недалеко от Гарварда, в котором стажируются американские учителя. Но тут папа призвал меня к себе в газету, у которой из-за инфляции начались большие финансовые трудности.

- Вы стали хорошим журналистом, наверное, и благодаря своим устным рассказам. Американский опыт, очевидно, помог вам стать успешным менеджером. Выходит, самостоятельность выбора, предоставленная родителями с детства, пошла на пользу?

- В судьбах многих моих сверстников произошли крутые повороты. Математики и физики стали нынче финансистами, бизнесменами, ушли в компьютерщики. Можно ли было предвидеть, как изменится наше общество всего за несколько лет? В непредсказуемом мире человек должен быть готов к превратностям судьбы, чтоб достойно выжить. А жизнь можно начать с нуля хоть в 30, хоть в 40 лет и ни в коем случае не отчаиваться.

РЕБЕНОК - НЕ ВЫИГРЫШНЫЙ БИЛЕТ
- Артем, у вас пятеро детей. Это сейчас такая редкость. Как вы решились?

- Мы хотели, чтоб у детей не было большой разницы в возрасте. Между старшим и младшим сыновьями - всего шесть лет. А нас у моих родителей тоже ведь трое. Конечно, мне пришлось учиться и работать. Рано утром шел убирать Манеж, а в 11 - на занятия в МГУ. Без хвастовства скажу, я - суперуборщик. Родители помогли с жильем, а потом я начал ездить на заработки.

- Родителей не смущала ваша решимость?

- Судьбу детей нельзя выстроить по своему родительскому замыслу. Папа как-то написал: "Пусть детям живется лучше, чем нам - честное и простое желание. Пусть они будут лучше, чем мы - сатанинское желание". Не надо ждать от детей выдающихся результатов. Важно не кем они будут, а что у них в душе. Как родители принимают своих детей - такими они и вырастут.

- Вы настаиваете на каких-то общих правилах для своих детей?

- Если говорить о принципах - то да. А подход к каждому - свой. Мальчики совершенно разные. На одного надо бывает повысить голос, на другого - нельзя. Всем предлагали и музыку, и шахматы, а занимается и тем, и другим один только младший сынишка. Неволить никого не стали. Старший поглощен компьютером, и он, похоже, на своей стезе. Второй ребенок учился неважно, все делает медленно. А нынче летом вдруг составил себе список книг, которые должен прочесть. Сейчас погружен в Джека Лондона и очень эмоционально переживает перипетии его героев. А вот наш третий мальчик задал нам задачу, над которой мы ломали голову. Еще до школы он читал и писал и, казалось, начнет учиться без затруднений. Но через две недели он отказался ходить в школу. Мы подумали, что это каприз. Я тащил его туда едва ли не силой. И все же пришлось перейти на домашнее обучение. Ему давали утром задания. Он их выполнял. И так четыре года. Сейчас он в школе уже второй год, учится хорошо. Абсолютный самоконтроль. Мы, слава Богу, не стали его ломать, и все наладилось. Вот сам взялся и прочел "Войну и мир". Дети неравномерно созревают для школы, но у нас с этим редко считаются.

НЕ ВОЮЙТЕ!
- Сейчас вы не курите. А в детстве пробовали?

- Отец был заядлым курильщиком, курил дешевый "Беломор". А однажды ему подарили упаковку "Астора". Красивые такие пачки. И я как-то соблазнился, взял сигареты в школу. Хотя курить мы в четвертом классе не умели, ребята пришли в восторг. Чтоб хватило всем попробовать, я принес еще несколько пачек. Потом еще. Авторитет мой возрос, и я не мог остановиться, пока не заметил, что запас сигарет начал иссякать. Я с ужасом ждал разоблачения. Но как-то в выходной отец сказал, что, наверное, скоро умрет, потому что выкурил жуткое количество сигарет "Астор". И тут мама "в ужасе" потащила нас скорей за город дышать свежим воздухом. А я от радости даже не сразу догадался, что отец все понял. Только чувствовал: я спасен. Ожидаемого разоблачения не случилось. И, представьте, мне так и не захотелось больше никогда курить.

- Когда Симон Львович был в чем-то убежден, то выражался категорически, говорил: разоблачение непоправимо унижает. Воспитание, как война, кончается полной потерей ребенка. Я и сама убеждалась в том, что скандалы чаще всего дают обратный результат. Но как предупредить риск?

- Мальчики не могут не рисковать. Это заложено в их природе. Конечно, надо учить детей правилам безопасности, но совсем без риска их не вырастишь. Отец не ходил в яхт-клуб, чтоб не выказать страх, увидев меня под парусом. А я не хожу кататься с детьми на сноубордах. В жизни много опасностей. Вот в комнате мальчиков допоздна засиделись их приятели. Но я не позволю себе к ним внезапно войти, украдкой подсмотреть, что они делают. Они должны знать, что я за них спокоен. И эта моя вера скорее оградит их от опасности, чем окрики и проверки. Я не могу открыть портфель ребенка, залезть в его ящик. У каждого есть право на что-то укромное, личное. Я сам так живу.

- А если ребенок лжет?

- Если сваливает свою вину на другого, это непростительно, а если придумывает уловку в оправдание шалости, можно и поверить. Не люблю отрывать детей от их дел по пустякам, когда что-то могу сделать сам. Но зато если мне, действительно, что-то нужно, они безотказны. Например, нужен помощник на яхте. А они все умеют с детства. Жена у меня тоже парусница. Так что сложился семейный экипаж.

- И далеко ходили?

- На остров Валаам, например. Это на Ладожском озере. Дети раздвигают нашу жизнь, и как этому не радоваться, что бы ни случалось время от времени. Однажды учительница нашего мальчика сказала нам с женой, что надо показать ребенка психологу. Я едва не рассмеялся: вот же он перед вами. Так и подмывало признаться. Но мы не стали ей это говорить. Есть случаи, когда помочь может не специалист, а только родительская любовь, наше собственное чутье. У моих родителей как раз и было это поразительное чутье на детскую жизнь.

- Меня когда-то восхитили советы Симона Львовича первокласснику. Настоящий детский катехизис. Помните? Не отнимай чужого, но и не все свое отдавай. Попросили - дай, отнимают - защищайся. Не дерись без обиды. Сам ни к кому не приставай. Из-за отметок не плачь, будь гордым... Дала бы эти заповеди каждому ребенку.

- Наше издательство постепенно переиздает книги отца. Недавно вышла и "Педагогика для всех", которую вы процитировали, выйдут и другие.

...Каждый год я хожу на Соловейчиковские чтения, которые в октябре устраивает редакция газеты "Первое сентября". На них съезжаются и мэтры педагогики, и учителя из разных мест. Мэтры ведут свои творческие мастерские. Идут споры о разных педагогических новшествах. И с домашней приветливостью встречает гостей Артем, сохраняющий и в жизни, и в газете деятельную память об отце. О нашем друге Симе.

Источник: http://www.vestnik.com/issues/2001/0703/win/prelovsky.htm